О Великой Отечественной войне написано много: и воспоминания фронтовиков, и литературные произведения, и сухие цифры статистики. Созданы прекрасные художественные и документальные фильмы. Но ничто не может сравниться с подлинными воспоминаниями очевидцев тех далеких событий, с их дрожащим голосом при рассказе о страшном военном времени, с их горькими слезами, с их сильной и непроходящей болью, которая застыла в сердце будто тугая смола и не дает покоя даже спустя годы. 

Детство Лидии Сергеевны Тюфановой опалено жестокой войной. Когда в мирную жизнь ворвалась беда, девочке было всего 5 лет. Но она помнит многое из тех страшных событий, будто всё это было вчера. Уроженка деревни Межево помнит, как немцы убивали мирных жителей, как огненным пламенем стирали с лица земли жилые дома. И с годами картины военного детства всё ярче, отчётливее всплывают в её памяти.
К сожалению, встретиться с очевидицей тех далеких событий мне не удалось. Сейчас она проживает в Смоленске. Воспоминания о ее детстве записала на видео племянница женщины, Любовь Егоровна Парфенова. Она поделилась видеоматериалом с редакцией нашей газеты.  
– Когда нагрянула война, отца сразу же отправили на фронт, – начинает рассказ Лидия Сергеевна. – Мама осталась с  четверыми детьми на руках. Самому младшенькому было всего около 2-х месяцев. В апреле братик родился, а в июне отца уже забрали. Помню, как в последний раз он попрощался с нами. Когда их ночью направили в сторону Невеля, папа забежал домой, поцеловал нас и ушел. Оказалось, что навсегда…
Наша деревня была большая: много жилых домов, церквушка и школа за горой… Немцы разрушили все. Картины страшного дня, когда они расстреляли мирных межевских жителей, остались в моей памяти до сих пор. Немцы собрали семьи партизан и согнали в наш дом. А нас вместе с другими жителями деревни закрыли в  соседнем доме. Людей было много, стояли в тесноте, плотно прижавшись друг к другу. Я, охваченная чувством любопытства, вместе с другими детьми протолкнулась к окну и стала наблюдать за тем, что происходит в нашем доме. Немцы вырыли в погребе большую яму. Затем по очереди ставили людей у края и безжалостно стреляли в них. Несчастные жертвы друг за другом падали в эту бездонную яму смерти, которая через несколько десятков выстрелов заполнилась до края. Кто-то умирал сразу, а кто-то все еще оставался жив и раненый, в тяжелых муках, лежал под тяжестью других тел. Закончив это массовое зверское убийство, враги вышли на улицу, закрыли дверь  на замок, облили стены бензином и подожгли. Наш дом, где совсем недавно слышался детский смех, где царили уют и тихое семейное счастье, вспыхнул ярким пламенем и сгорел, как свечка...
Когда через три или четыре дня немцы ушли, мы сразу кинулись в обгоревший дом. Только представьте, люди в погребе еще шевелились. Какие же муки они испытали! Яма будто дышала.Вскоре наши партизаны прогнали немцев из деревни. Мы начали жить в соседнем доме. На тот момент у нас уже ничего не было: одежда сгорела, скот гитлеровцы уничтожили. Партизаны помогли: дали на несколько семей одну корову. С ее помощью и выживали. Но пробыли мы в родной деревне недолго. Вскорости нам сказали срочно эвакуироваться: немцы снова подходили к Межево. Выезжали на телеге, пять семей еле уместились в одной повозке. Некоторые жители остались в деревне. Кто-то болел и был не в силах преодолеть долгую дорогу, а кто-то просто не хотел оставлять нажитое «добро».
Мы направились в сторону Горбачево. По дороге с нами ехали и другие люди на телегах. Народу было как на ярмарке! И тут в небе показалась огромная немецкая «рама». Летит над лесом и стреляет. Люди и животные, в которых попали смертельные пули, начали падать на землю. Все быстрее побежали вперед. Мать на руках моего младшенького братика держит, а я за её подол крепко-крепко уцепилась и не отпускаю. Бегу за ней своими маленькими ножками. А дорога уже сплошь усыпана телами. Приходилось становиться на убитых людей, чтобы, не дай Бог, не отпустить подол маминой юбки. Страшно было. И снова раздалась стрельба. Мать схватила нас и упала на землю, закрыв собою. И только потом, уже дойдя до Горбачево, мы увидели, что вся её плюшевка была разрезана. Спину немецкими пулями не задело – Бог сберег.
Тот день я помню до самых мелочей. Когда подошли к Горбачево, вокруг еще раздавались выстрелы. Я глянула на небо, а оно ясное-ясное и такое красивое! Погода была замечательная. И в этом светлом чистом небе сверкали и крутились злосчастные немецкие бомбы…
За деревней протекала речка. Мост, соединявший ее берега до войны, разрушили. А потом из брёвен построили новый: шаткий и совсем ненадёжный. Нам пришлось переходить по нему. На мосту встретились с нашими войсками, они везли оружие на лошадях. Толпой мы начали быстро переходить через реку. Все были в панике и торопились. Некоторые даже бросали своих детей в воду и бежали дальше. Эти детки, укутанные в пеленочки, плыли по реке как куколки. Сердце кровью обливается, когда все это вспоминаю. Вдруг я оступилась и попала под бревно. Мама одной рукой держит братика, а другой меня. Крепко держит, не отпускает.  К нам подбежал солдат, разжал брёвна, вытащил меня, перетащил через речку и посадил под дерево. Затем солдаты направились своей дорогой, на фронт. А мы  пришли в какую-то деревню, названия которой я, к сожалению, не помню. Поселились в одном из домов. Народу было очень много, беженцы заполнили дом целиком, как брёвна лежали. Если нужно было выйти на улицу, приходилось перешагивать друг через друга.
Вскоре зима наступила. Вот так в тесноте и зимовали. А есть- то было нечего! Ту корову, которую нам выдали на 5 семей, прирезали, потому что кормить её было нечем. Когда мясо закончилось, жили на одном кипятке. Помню, мать вскипятит воду, в кружечку нальёт – и все, хватит, сыт.
Когда нашу деревню освободили, мы сразу вернулись туда. А когда увидели, что с ней стало, обомлели. Немцы спалили все. Вокруг простиралось одинокое черное поле. Кое-где еще головешки догорали. Мы направились к нашему дому, где в погребе лежали тела убитых. Начали разбирать яму, искали своих родственников. Вырыли в земле углубление и там схоронили всех.  Кого-то хоронили в тряпке, кого-то в шкафу. И все это легло на хрупкие женские плечи, мужиков-то в деревне не было. А тех, кто оставался, немцы спалили, уходя. Когда мы вернулись, дом с людьми еще догорал.
Неподалёку в лесу были вырыты большие землянки. В них немцы жили, когда находились в деревне. После того как наши солдаты эти землянки разминировали, мы в них и разместились. Сколько там было крыс! Жизни нам не давали. В одной из землянок, под горой, организовали для детей школу. Каждый день мы ходили туда учиться. Так интересно было: с горы съезжаешь – и уже в школе.
Однажды кто-то прискакал на коне из Россон и сообщил радостную весть: война закончилась. Как мы ликовали! Радости не было предела! Правда, жизнь после войны была тяжёлая. На всю деревню – один дед, поэтому женщинам приходилось выполнять тяжёлую работу.  Каждый день взрослые уходили в поле. Мужик становился за плуг, а вместо лошади запрягал женщин. Так и пахали.
Мы в это время оставались в землянках без присмотра. А что нам одним делать-то? Дети есть дети: всегда приключения найдут. Мы собрали по лесу патроны, пулемёты (оружия там была тьма тьмущая) и давай стрелять. Взрослые, услышав выстрелы, всполошились. Бабы в поле на землю легли, дед ползком начал пробираться к нам. А мы ничего не понимаем, смотрим на трассирующие пули и радуемся, – смеется Лидия Сергеевна. – Дед кое-как с тылу зашёл, отобрал у нас пулемёты и как начал ругать! Разбегались кто куда. Наказал он нас. Но нам было этого мало – снова приключение нашли. Взрослые в поле, а мы опять за свое. Собрали ракеты, поставили их на большой пень, разрядили патроны, обсыпали кругом порохом и подожгли. Дед в поле работает, смотрит – а в небе фейерверк стреляет. Ох, и «влетело» нам от него! Но и это еще «цветочки». Следующим местом  наших игр стали большие ямы, оставшиеся после разрывов бомб. Мы натаскали туда мин, да не простых, а противотанковых. Сами легли в другие ямы, а один мальчишка стал на край минной ямы и начал стрелять туда напропалую. До Россон его тогда не дотащили, умер в дороге. Вот такие «игры» были тогда у детей…
Спустя время в деревню вернулись мужики. Всего несколько человек, остальные погибли. А наш отец пропал без вести. Недавно мы узнали, что до 1944 года он ещё воевал, а потом исчез. В то время наши солдаты гнали немцев на Берлин. Наверное, в тех краях, за границей, его и схоронили. Здесь тоже у многих убитых людей документов при себе не было. Где женщины тела находили, на том месте их и закапывали. Очень много было трупов! Чуть дальше в лес зайдешь – горы убитых немцев лежат. Несколько человек всё же остались в живых, в лесу прятались. А когда наступила зима, немцы из леса вышли. Холодно ведь, а деться некуда. Пришли в нашу деревню, а бабы накинулись на незваных гостей и начали их бить. Дед еле разогнал. Решили отпустить немцев подобру-поздорову, горе-то ведь у всех общее.

– Воспоминания о тех страшных годах остались со мной на всю жизнь, – вздыхает, заканчивая свой рассказ, Лидия Сергеевна. – Эту боль не забыть никогда, как и не забыть тех, кого уничтожила проклятая война…  Какое это счастье – жить под мирным небом!