В жизнь вступают новые поколения, а мы каждый раз убеждаемся, что патриотизм не возникает сам по себе, его надо воспитывать. Впитывать – через воспоминания людей, которым довелось пережить военное лихолетье, заново воз­рождать страну, строить для нас будущее. Как это делала жительница агрогородка Краснополье Александра ПАВЛЮ­ЧЕНКО (на снимке).

"Лучше бы ты умерла"

Родина маленькой Али, именно так её называли роди­тели, – Миорщина. В семье их было семеро, Аля – мизинчик, самая поздняя. К сожалению, перед рождением девочки в живых оставались только трое.

– Я появилась на свет в суб­боту, а в понедельник умерла четырёхлетняя сестрёнка, – на­чала разговор бабушка Алек­сандра. – По той все плакали и причитали, а про меня говори­ли, лучше бы я умерла. Детей "выкашивала» дифтерия. Про­клятая болезнь.

Начало войны Александра Дмитриевна слабо помнит, но момент сборов отца в военко­мат отчётливо стоит перед гла­зами и сегодня.

– Папа участвовал в Первой мировой, – продолжает бабуш­ка, – был в плену в Венгрии. С Отечественной его комиссова­ли по возрасту. Отцу было 49 лет. Помню момент, когда в дом пришли немцы. Мы с братом сидели на печке, сестру мама прятала под печь. Мария была постарше нас, и мама боялась, что фашисты её увезут. Чаще всего немцы по домам собира­ли провизию. Я не припомню особых зверств в деревне. Но когда бомбили, мы все бежали в лес. Деревня наша уцелела, немцы не тронули. Таких страшных карательных опера­ций, как на Россонщине, не было. Впрочем, как и масштаб­ного партизанского движения. Но папа всё равно помогал партизанам.

И предатели были, и те, кто «откашивал» от мобилизации. Соседи наши, например, – мо­лодые мужчины, а всю войну прятались в погребе. Когда слу­чалось выходить, надевали юбки, завязывали платки – под женщин наряжались. Тогда нам, детям, этого было не понять, но родители знали, что к чему. Мне кажется, что такое случалось только потому, что до 1939 года мы были под Польшей и к нача­лу войны мужчин всех не успе­ли переписать и поставить на военный учёт.

Трудное детство

– В 1948 году в панском дво­ре в деревне организовали колхоз. Живность собирали со всех дворов. Не знаю, как кто, а родители не жалели для бла­гого дела. Отдали кобылу, ко­рову, овечек и сами записались в колхоз. Денег не платили, по­лучали только трудодни – го­лые палочки. Выживали за счёт того, что дома остались коров­ка и куры. Первостепенно про­дукцию от небольшого домаш­него хозяйства сдавали государству: с каждой коровы в месяц по 150 литров молока. Что оставалось – себе и на про­дажу. Деньги нужны были, что­бы в первую очередь купить спички, мыло, керосин и соль.

В это же время я пошла в школу. Моё детство, как и мил­лионов мальчишек и девчонок послевоенного времени, было босоногим и голодным. Чтобы вдоволь наесться, целый год ждала Пасху. Яйца и какой-никакой кусок пирога всегда доставались. К Великодню мама обязательно покупала от­рез ткани, а сестра шила наря­ды. Наша семья была право­славная, но мы не оголтело верили в Бога. Хотя молитвы я знала и на службы ходила. Спу­стя годы, когда в Краснополье организовался приход храма святителя Николая Чудотвор­ца, была в первых рядах при­хожан. С первого дня и до се­годняшнего я казначей в приходе.

Четыре класса окончила в своей деревне, потом училась в Черневичах. Это уже Глубок­ский район. Мечтала после школы пойти в медицинский, отец отговорил. Аргумент был железный: в случае войны на фронт пойдёшь в первых ря­дах. Послушалась и документы завезла в Полоцкий сельско­хозяйственный техникум. Не могу сказать, что жалела о та­ком решении, но когда на пяти­десятилетие встречались с од­ноклассниками, немного и взгрустнула. Мои подружки всё же стали медиками.

Россонщина, принимай молодые таланты

– Подушку, одеяло под мышку и поехала по распреде­лению в Краснополье. Воскре­сенье. Не подумала, что здесь в выходной день некому встре­тить. Попалась на глаза ста­рушка на лавочке, которая лю­безно до утра и приютила.

В 1960 году меня приняли бухгалтером в совхоз и опре­делили жить к хозяйке на квар­тиру. Спустя три года переве­ли замом главного бухгалтера. Всю жизнь отработала на одном месте. Мечтала о Тиме­рязевке – сельскохозяйствен­ной Академии в Москве. Но куда там, пошла замуж, роди­лись дети...

Хозяйство совхозное было огромным и передовым, отно­силось к яйцепрому, хотя со­вхоз держал и коров. А вот раз­водить кур было прибыльным делом. Корма дешёвые, а выго­да – большая. Яйца продавали даже в рестораны Москвы и Ленинграда.

Коллектив совхоза огром­ный, порядка девятисот чело­век: строительная и семь поле­водческих бригад. Руководил тогда Борис Петрович Тарасов – прекрасный человек. Все его уважали! За работу держались и в сельское хозяйство стре­мились. Дружно трудились и так же отдыхали. Столько раз в турпоездки выбирались, не со­считать. Сбылась и мечта – по­бывала в Мавзолее.

58 лет рядом друг  с другом

Супруги Павлюченко, 80-ые годы.

– Геннадий был местным тродовичским парнем. Его се­мья многое пережила в войну: отец не вернулся с фронта, родную деревню фашисты со­жгли. Чтобы хоть как-то вы­жить троим детям, мама Гены вынуждена была ходить в Лат­вию менять вещи на еду. Уда­лось коровку-кормилицу при­везти домой.

Тимофеевич до нашего зна­комства работал шофёром, поднимал целину. Рассказывал про казахские поля, которым конца-края не видно. Такие нови пахали, что гусеничный трактор за день только туда и обратно рейс делал.

С Геной встретились в Осёт­ках на военном кладбище. Тог­да было модно на Троицу на могилки ходить.

Геннадий – спокойный и до­брый человек, я в нём не оши­блась. Правда, на проводы в ар­мию не пригласил. (Улыбает­ся!) А письма все три года слал. Вернулся– свадьбу справили. Да ещё какую, общественную. В совхозной конторе гуляли. И подарки были хорошие. Про­фсоюз нам приветственный адрес прислал и диван пода­рил. Контора – раздвижной стол и четыре стула. Вся мебель и сегодня служит. Вот только жалко, что полтора года как умер мой Тимофеевича. Ин­сульт. Гена был хорошим чело­веком, ни разу голос не повы­сил, матерного слова не сказал.

Дети и внуки –  наше продолжение

– Две дочери у нас, трое взрослых внуков, две правнуч­ки – в них наше продолжение.

Четыре курочки да кот

Вот и всё моё хозяйство се­годня. В молодости времени не было на отдых, а теперь его хоть отбавляй. Только лежать неохота.